На флоте классно. В 1904 году призвали. Я уже старый был тогда. 112 лет, до сих пор служу. Сначала в русско-японской войне участвовал, на эскадренном броненосце Бородино. В Цусимском сражении японцы, суки, потопили. Вся команда погибла, представь, 866 из 867 членов экипажа. Со всего коробля один матрос спасся. Хорошо, что не я. Я в плен к японцам попал после того, как меня из воды выловили. Суки, офицеров доставать не стали из пучин, они тяжелее: их кормят на флоте лучше, и срут они реже – в жопе пыж для пушки, чтоб случайно не забеременеть - на флоте скучно. Сначала, естественно, на бамбук сажали и проращивали через кишечник и дальше. Года два. Потом языку учили японскому, волю поработить хотели. Один раз ошибешься или помарку сделаешь – трое суток на бамбуке сидишь. Из за этого языка, счет времени и потерял, да и не поймешь там у них в японии сколько времени, солнце встает раньше, чем в родном селе, и почему то какое-то красное. А небо белое, как хризантема. Кормили лучше, чем на флоте. Дают рис и хризантему. Хризантему есть нельзя – она священная. Рис уже кто-то ел до тебя. Вот и думай – либо снова на бамбук, либо обвинят в копрофилии, и все равно для профилактики на бамбук посадят. Хорошо Первая мировая началась. Император начал захваченные японцами корабли обратно покупать, чтоб на войну с немцами отправить. Япошки, обрадовались - деньги взяли, и давай на старые корабли, старые же команды матросов по трюмам да угольным ямам расставлять. Никакого применения так нам и не нашли. Толку от нас никакого: пока не знали японского - тайны русской души поведать не могли. Когда выучили – сами забыли, каково это - иметь загадочную русскую душу. Нас ведь нигде так не любили как тут. Кормили, учили чему – то, цветы давали. В общем практика только для выпускников японских филологических факультетов. Скорее выпускной экзамен. Кто с ума не сошел с нами – тот самурай. Ему голову повязывают бинтом и садят на самолет через двадцать лет, передать культурное наследие американцам. Вот нас и вернули на корабли родимые. В жопу такой плен. Расставили по трюмам в форме мебели или в яме корабельной углем засыпали – и на родину. Вернувшись, начали нас обратно русскому мышлению обучать. Из жоп бамбук у каждого вытащили, стали язык напоминать. Первые вспомнились маты. Ну а как иначе? Нас же на палубу поднимать нельзя – языка не знаем, считай иностранные шпионы, какой страны - не понятно. Тех кто в трюмах был – за борт на веревке леерной выбросили, сказали пока язык не вспомните на борт не примем. Так весь поход и проболтались на волнах: с медузами подружились, дельфинами, рыба пила одна с нами, кит Володя... А тех кто, в угольных ямах был даже не сразу заметили. Японцы щедрые. Сейчас субару б/у покупаешь а у нее бак слит в ноль, а в него еще песка насыпали и сахара с рисом, *уй заведешь. А тогда нет. Бункеры полные угля, на палубе мешки с запасом а на дне, под углем мы. В мешках тоже мы. Во рту уголь чтоб не спалились. В жопе бамбук. В общем уже когда индийский океан прошли, тем кто за бортом уже было норм, вода теплая, два языка знаешь. Один в совершенстве, второй - русский. А тем, кого с углем в печи отправили не разобравшись, не позавидуешь. Наши, ведь, тоже не промах. Даром, что разгильдяями считаются, ничего просто так не спишут. Особенно если это спирт. С людьми сложнее – измеряются не в литрах а штуках. "12,2 чел. розлито фельдшером" в рапорте не напишешь. Но что делать… Как тогда, капитан, заметил, что из трубы машины матросы поднимаются да развеиваются по ветру, в форме еще пятого года, сильно потрепанной, один *уй дезертиры. По морскому уставу не положено. Всех на гауптвахту посадили. Бамбука у нас отродясь не было, а бутылку тогда еще не изобрели. Были правда от рома, но они только для офицеров. Поэтому на гауптвахту сажали в каземат, где снаряды лежат. Сидишь, там – полон рот снарядов да в жопе запал. А уголь из тебя еще не достали. Неудобно п**дец. Хорошо, что мне повезло за кормой быть. Нас потом в Крондштате вместо якоря использовали. На цепь привязывают и на дно. Мы зубами, у кого остались в дно вцепляемся. Жрать то охота. Водоросли, песок, гальку, Вальку, кита Володю все сжирали. А пока жрем – корабль стоит не шелохнется. Целые площади под кораблями выравнивали пуще дноуглубительного снаряда. Потом, чтоб тронуться по цепи ток пускали. Ну, у нас, естественно хватка ослабевала – и можно плыть. Никто только не знает куда. Короче сформировали из нас новую бригаду. Мы к этому времени кроме матов термины повспоминали специальные. Шпангоут, вахта, е**чий штевень, кондуктОр, леер, вымпел, п**да коку. Новый термин узнали – сучьи немцы. Раньше сучьими были только японцы, вши, да дети. Меня определили на эсминец «Пограничник». Короче развели пары, подняли вымпелы, впервые помылись, и на войну. Сначала хорошо было, пока малый ход не дали. Потом болтать начало. Кок первый помер. На него чан кипящего борща для офицеров упал. Пополам разрезало. Офицеры расстроились. Высекли пол экипажа и эмигрировали в Норвегию, а оттуда в Вальгаллу, главное чтоб, не к красным, но о них потом. Через неделю мы на колонну вражескую наткнулись. Х*ли. Ночью нихера не видать, да и они, немцы, молодцы: видят, что наши идут – огни затушили и палят из всех пушек без устали. В глазах все мерцает, капитан судна и так без одного глаза, да еще и повязка сползла на здоровый. Борода во рту – команд не разобрать. В общем схлестнулись мы. Вот кто фильм Адмирал видел – так все и было. Чистая правда. Плывешь, мины сбрасываешь позади себя. А потом задний ход даешь, немцев заманиваешь. Стрелять в это время не надо, главное затаиться. Немец подойдет, на мину нарвется – все, считай повезло – на ужин мясо с болтами. Тут праздник начинается, задний ход начинают сначала офицеры друг другу давать, потом старшины, ну и матросы уже последние, как корабль отмоют, хотя их сначала судовой священник отпевает под присмотром адмирала. Когда адмирал отвлекся – нас и потопили. Наши же. Чтобы перед адмиралтейством отчитаться о успешной операции и уничтожении кораблей. И чтоб орден дали. Так и погибли всем кораблем. Выжили только я и Колчак. Колчака расстреляли потом, а меня акулы съели. Американцы по этому сюжету свой фильм сняли. История Бенджамина Баттона. Только наврали много, у них на судне Бред Пит выжил. И подобрали его американцы, а меня немцы. Начали языку учить, естественно. На бамбук не сажали. Сначала хлором травили, потом горчичным газом. В жопу губную гармошку вставили. Через рот. Немецкого порно, тогда еще не было, поэтому е**ли без удовольствия, методично, но с искоркой. Через месяц, оказалось, что немецкий я знаю, с Карлом Марксом лично знаком, имепатора не люблю, хрен бы с ним. Немцы – хитрые, вернули меня обратно на родину. Там у них агентура обширная – записали на Аврору. Во время русско-японской у меня на ней дети служили, Теперь правнук и бабка – суфражистка. И та и другой узкоглазые. Немецкого не знают, русский не помнят. Рассказывают анекдоты про самураев. Оба не смешные, в конце надо харакири делать. Их, видать, тоже немцы завербовали. Сделать революцию. Вы, говорят, по кораблям уже стреляли, теперь лупи по дворцу – жить будет хорошо. Вместо императора будет картавый, вместо адмиралъа – товарищ майор, вместо хлеба – лебеда, а Колчака расстреляют. Как тут не согаситься? Что такое хлеб, мы никогда не знали, а картавый – явно лучше Колчака, у него и кепка есть и в жопу не е**т. Меня, как отстрелялись по зимнему, почти сразу с Авроры перевели на Эсминец «Деятельный». В Астрахани, куда мы из Петрограда прибыли, от рыбаков узнал, что была революция. Естественно, обрадовался, хотя правнук и бабка-суфражистка оказались врагами народа и их расстреляли. Меня тоже решили казнить через повешение, как Есенина. Но все-таки решили – расстрелять надежнее. Есенин, вон до сих пор жив в своих стихах, а меня никто не помнит, можно дальше на флоте служить. До второй мировой помню все смутно. После расстрела голова болела. Помню только, как сучьими стали сначала капиталисты, потом фины, потом снова немцы. Впервые за долгое время команда нормальная попалась. Моряки дружные. Умные. Дежурства по распорядку. Кормят. Спать дают. Никто японского не знает, только немецкий, но не шпионы, по жопе видно. У наших жопа круглая. У шпионов немецких квадратная, как и гвозди на сапогах, но это от гармошки. Все друг друга любят, и домой не хотят – там всех расстреляли, только бабка в колхозе да дед в ГУЛАГе. Оба не родные. Да и не дед это, все давно знают, признаться боятся себе, потому, что у родного деда детей отродясь не было. В общем бережем друг друга. Мичман как мать родная. В смысле его говорят вы***л весь экипаж. Кроме тебя. Отличный мужик, в общем. Даром, что коммунист. На флоте коммунистов не любят, хотя все с партбилетами и на груди Сталин наколот в полный рост. Там где у моряка усы – там его чуб. На ногах ноги на руках руки. На кадыке усы на бедре маузер. Трубка в жопе. У адмирала труба. Подзорная. Все по расписанию. Первые годы войны спокойно было. Играли в карты, чистили пушки, пару рас спали, два раза кормили, один раз нас, а не рыб. Один лейтенант, очень любил переодеваться русалкой. Сделал себе хвост как у рыбы из сигаретной фольги и оболочки торпеды, накладные груди из фар, бороду сбривал гладко ракушками. Когда на дрейфе бывали, в тихую прыгнет в воду, и резвится у корабля. Ну молодые матросы баб с рождения не видели, у них реи и поднимались. А лейтенанту того только и надо. У него в хвосте специальная дырка сзади. Ему за счастье, чтоб молодые матросы от***и, а им утеха. Старослужащие это все знали, но молодым не говорили. Хотя потом он, постарел, конечно, разжирел, обленился, бриться перестал, в боях за хлеб руку потерял, и глаз. Глаз вилкой выкололи, зато не п*дар. Молодые уже тоже на четвертый год поняли, что их обманули, но е**ть продолжают до сих пор. Традиция есть традиция, лейтенанта е**ть надо регулярно, это и удачу приносит, да и нам всем спокойней. Потом нас немецкая лодка потопила. На море многое от удачи зависит. В тот день то ли шибко немцы старались кого-то потопить, отчитаться своим, то ли лейтенанта, кто-то в***ать забыл. В общем, обнаружили нас - и в корму торпеду. Рвануло. Много ребят погибло. В том числе и я. Капитан выжил. В этот раз немцы нас в плен не взяли. Меня течением сначала в Швецию отнесло. Потом в Норвегию. Там товарищи офицеры еще с Бородина. Тех кого в Вальгаллу не пустили за убеждения. Все фашисты. За руку здороваться стыдно. Выпили. Поплыл дальше. А там великобританцы на крейсере... Пока язык учил, война закончилась. Там – железный занавес. На родину не вернуться. Шпионом тоже отправлять не хотят. Все тайны ГУЛАГа, в который, один хер попадешь, по возращению они и так знают. Им Солженицын рассказал в Ми-6. Вы не смотрите, что у него борода и глаза узкие – язык он английский тоже знает. Лучше чем русский, хотя сам еврей. Англичане оказались хуже немцев и японцев. Те хоть кормили, эти только чай пьют у тебя на глазах. Моргать нельзя. Заставляют любить королеву. И футбол. Что такое футбол так и не объяснили, но одиннадцатиметровые пробивали регулярно. Вратаря поставить забыли, но больно уже не было. Даже у немцев. Даже у японцев на второй год привык. А гаже всего, то, что поставили матросом на гражданское судно. А я человек военный. Мне этих сухопутных не то что видеть, даже е**ть противно. Хотя нет, чай хуже. Хорошо, хоть порой, можно было рыбу ловить. Иногда китов, иногда касаток. Бывало акул: одному матросу акула, когда ее вытащили на палубу член откусила. Ну не весь. Только головку. Говорят, если б не был обрезанным, она б только крайнюю плоть оттяпала, считай - минет, а так на пол хера легче стал. А один штатский это все увидел и теперь боится акул до сих пор. Этим человеком был Познер. Потом холодная война. Карибский кризис. Когда мимо кубы проплывали – я в воду и сиганул. Там же наши корабли стояли. Я сначала в торпедном аппарате месяц прятался пока из него не жахнули. Потом в ракетной шахте. Но в ней уже капитан с «Деятельного» жил. В чине матроса. Расстрелянный. За измену родине. По русски ни слова не понимает, по норвежски – как на родном. Пришлось вылазить. Когда проголодался. Пошел на склад. Там, ясное дело, меня за своего и приняли. Выдали документы, повысили в чине, дали имя, восстановили партбилет, прикрепили к БЧ. Спросили, как у меня с языками…Лучше б не отвечал. Потом, в общем то войн, никаких больше и не было, хотя тонули мы все равно регулярно. И на минах подрывались. Без этого на флоте никак. А учения? Сколько кораблей потеряли. Гражданские, потом, главное ищут, а боевым приходится самостоятельно в доки возвращаться на веслах. Об этом у Солженицина не прочитаешь. После развала союза, совсем скучно стало, всё больше в портах стоим, один раз приглашали в фильме сняться. 72 метра. Вот последний раз именно там я и погиб. На ученых не надейтесь, мой вам совет, как и на киношников. У них заговор с Познером. А он высоты боится, моря и акул, хотя и еврей. Недавно меня все таки достали. Отняли партбилет, выдали форму новую, расстреливать не стали, но показали что такое бутылка и как она работает. Сейчас вот на авианосце служу. Наконец, реальная боевая задача. Поход, стрельбы все дела. Будет, что правнукам рассказать. Потом. На арабском. #паста #lm
